Зримые черты КОММУНИЗМА

Почему коммунизм воспринимается сегодня в мировом постсоветском пространстве как утопия, хотя классики дали ему научное обоснование, а после победы Великой Октябрьской социалистической революции началось практическое движение общества к новому строю? На этот счет имеются конкретные и абстрактные соображения.

Начну с конкретных. Коммунистическая мечта, во всяком случае, у нас в России, лишилась государственной воли. Ее подорвал Хрущев Н.С. двумя способами, и, конечно, не по злой воле, но, скорее, по невежеству, подчинившись логике борьбы за власть. Он скомпрометировал КПСС, без авторитетного руководства которой было невозможно социалистическое строительство. Скомпрометировал курсом на разоблачение т.н. «культа личности», приписав Сталину и его окружению маниакальное стремление к неизбирательным репрессиям и террору.

В постсоветское время обрела второе дыхание развязанная Хрущевым разнузданная спекулятивная кампания обвинений и разоблачений сталинской эпохи. Технология создания большой лжи о «большом терроре» строится на методах подмены и обобщения. Речь идет не только о диких преувеличениях числа т.н. «жертв репрессий», но об искажении самой истории.

Суровая и беспощадная эпоха преподносится как тихая заводь, возмущенная злым ураганом. На добрых благодушных обывателей, не ожидающих никаких угроз и подвохов от власти, вдруг обрушивается ярость злодея (Сталина), порожденного невесть как-то происшедшей революцией. Советское же общество отождествляется с пенитенциарной (уголовно-исполнительной) системой, существующей во всякой стране, но в СССР она является не отграниченной, а органичной частью общества.

В образе Сталина, который лепят, легко прослеживается эмоциональная составляющая представителей либеральной творческой интеллигенции, «детей солнца», т.н. «креативного класса». Сталин предстает в их представлении зеркалом темных сил, типажом, похожим на булгаковского Шарикова. Это крайнее проявление интеллектуального чванства, вполне сравнимое с расизмом. Между тем, Сталин превосходил многих из них не только интеллектом и волей, но даже художественным вкусом.

Да огромная воля, аналитический ум, политическая гибкость и административный талант сочетались в Сталине с грубостью, жестокостью, подозрительностью и коварством. Однако своими отрицательными качествами он обязан отнюдь не коммунистической убежденности. Эти качества сформировались в жизненных условиях мира царского деспотизма, капиталистической эксплуатации, национального и социального гнета, лицемерной сущности буржуазного права и свобод. Подобный мир быстро избавил юношу, склонного писать стихи, и неплохие стихи, от романтической восторженности и иллюзий.

Роль личности в истории велика. Сталин далеко не ангел, но недостатки подлинных вождей часто служат продолжением их достоинств. Сталин олицетворяет неумолимый закон истории, действующий вопреки подмене действительного желаемым, вопреки пустым романтическим грезам, вопреки политическому и интеллектуальному высокомерию. Это – формационный закон.

Если глубинный смысл истории заключается в наиболее полной реализации идеи свободы, в реализации идеала единства свободы и социальной справедливости, значит, как не парадоксально, Сталин работал в этом направлении. Если же ее смысл заключается в консервации общества либерально-рыночного безумия и потребительского кретинизма, общества умственного и нравственного распутства, то Сталин, конечно, кровавый палач и тиран.

Одна ложь порождает другую. Взгляд на советское прошлое своей Родины как черную страницу истории ведет к искажению, глумлению и издевательствам над ее эпохальными достижениями и героями. Байки об ужасах лагерного быта прикрывают вопрос о политической ответственности. Вводится запрет на признание любого решения Советской власти правосудным.

Проклятия в адрес культа личности служат канонизации жертв репрессий, независимо от их политической или уголовной ответственности. Охрана лагерей состоит не иначе как из злобных вертухаев, не делающих различия между «политическими» и «уголовными» заключенными, и даже благоволящих последним. Зато никого не удивляет сегодня, что буржуазная фемида у нас и за рубежом с легкостью превращает людей в политических заключенных, а последних – в уголовники.

В незрелых умах складывается впечатление, будто СССР населяли одни политзаключенные, и если было в стране что-либо достойное и положительное, то этим она обязана исключительно политзаключенным. Миллионы зеков – лихачевых и солженицыных, наделенных чувствительными душами и мощным интеллектом, – строили Днепрогэс, Магнитку, канал Москва-Волга, сооружали фабрики и заводы, добывали уголь и нефть. В это время рабочий класс (шариковы) пьянствует и разлагается. Социалистическое общество вне лагерей преподносится полем охоты за честными гражданами коварных и злобных представителей власти с их безжалостными спецслужбами.

По понятиям доморощенных обожателей западной «цивилизации», могучая индустрия создавалась исключительно для милитаризации страны и ведения несправедливых захватнических войн с миролюбивыми соседями, коллективизация – исключительно для физического уничтожения крестьянства посредством голодомора. Критика Сталиным перегибов не что иное, как лицемерная маскировка состоявшихся и предстоящих злодеяний. Диктатура пролетариата отождествляется с местью за превосходные нравственные качества человека.

Культ «жертв репрессий» отодвинул в тень жертвы искренних, самоотверженных участников борьбы за Советскую власть в годы Гражданской и Великой Отечественной войны, жертвы контрреволюционного и кулацкого террора. Они во много раз превышали жертвы среди сидельцев ГУЛАГа, но подвиг защитников нового строя целенаправленно и цинично обесценивается.

Никита Сергеевич пишет в своих мемуарах: «Решаясь на приход оттепели, и идя на нее сознательно, руководство СССР, в том числе и я, одновременно побаивались ее: как бы из-за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться». Чтобы не захлестнуло, Хрущев поощрял «здоровые» течения в советской литературе, но самое главное – он постарался уравновесить деструктивные последствия кампании по разоблачению культа личности Сталина выдвижением прекраснодушной программы завершения строительства коммунизма.

При всей остроте жилищного и продовольственного вопросов, о которой Хрущев не мог не иметь представления, третья программа КПСС торжественно провозглашала: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. В документе, который был принят делегатами XXII съезда партии 31 октября 1961 года, указывался и срок завершения «развернутого строительства коммунизма» – 20 лет.

Вместе с тем, подчеркивается, что «коммунистическое производство требует высокой организованности, четкости и дисциплины, которые обеспечиваются не путем принуждения, а на основе понимания общественного долга, определяются всем укладом коммунистического общества. Труд и дисциплина не будут в тягость человеку; трудовая деятельность перестанет быть только средством к жизни и превратится в подлинное творчество, источник радости».

Складывается впечатление, что Хрущев и его сподвижники утратили чувство времени, а вместе с ними и вся страна. Как можно отводить решению задач эпохального масштаба, требующих огромного напряжения сил и материальных средств, да еще в условиях капиталистического окружения, столь короткий исторический срок? Где корни этого явления? Думаю, в отсутствии внутренних и внешних условий для эволюционного развития социализма в нашей стране, которое олицетворяет ленинский НЭП.

НЭП предвосхитил концепцию «конвергенции», кейнсианское государственное регулирование, нынешнюю успешную политику КНР. Однако он не мог состояться в СССР. Постоянное экономическое, политическое и военное давление Запада диктовало необходимость сохранения в стране авторитарной власти. Из-за отсутствия механизма преемственности руководства правящей партии нарастал кризис управления страной.

Страна нуждалась в реформах. Однако этот вызов оказался Хрущеву не по плечу. Т.н. «хрущевская оттепель» лишь посеяла завышенные потребительские ожидания, вызвала раскол советского общества, осложнила реализацию страной социалистического выбора. Она внесла свой вклад в будущий распад СССР. Мы, простые советские граждане, осознавали это еще меньше, чем Хрущев.

Могу описать собственные впечатления от опубликования программы КПСС – 20-летнего студента ЛГУ имени А.А.Жданова. Она не казалась мне утопией, во всяком случае, не было твердого впечатления, что меня обманывают. «Мудрые» потомки сегодняшнего дня, сильные «задним умом», могут сказать: – Что взять с «совка»! Но дело в том, что «совками» были и яростные противники сталинизма, «прозревшие» до уровня отрицания социализма только тогда, когда после отстранения Хрущева от власти внутренняя и внешняя политика государства стала более реалистичной и прагматичной.

Да что, мы, «совки»! Американская администрация, видимо, поверила в возможность реализации Программы КПСС. Президент США Линдон Б.Джонсон выдвинул в противовес величественному проекту коммунистов программу «Великого общества». И как не поверить серьезным намерениям страны Советов, когда она в неимоверно трудных условиях осуществила послевоенное восстановление, создала надежный ядерный щит, открыла эпоху полетов в космос!

Правда, американская программа носила печать пошлого потребительского делячества. Она сосредоточилась на перечислении цифр увеличения доходов граждан и совершенно исключала духовное развитие человека. Впрочем, «невыездным» плакальщикам в СССР американская утопия могла показаться примером трезвого подхода к делу.

Конечно, доверие к Программе КПСС не было эквивалентом слепой веры. Где-то глубоко в душе происходила борьба между сомнением и надеждой. А что думал Хрущев! Ему в 1961 году стукнуло 67 лет. Он был полон сил и энергии, хорохорился на съездах и конференциях. Как-то сказал, что, хотя ему под 70, он чувствует себя молодым. По всей видимости, он не видел ничего невозможного в том, чтобы дожить до 87 лет (дожил до 77). Значит, не обманывал, верил в осуществление программы. Иначе задумался бы об ответственности за содеянное.

Червь сомнения грыз другое. И здесь пора переходить от конкретных к абстрактным соображениям. Ведь восприятие коммунизма как утопии вытекает из сознания людей, выросших в условиях капитализма или переходного периода от капитализма к социализму, когда насилие и принуждение являются непременными компонентами частной и общественной жизни.

Строго говоря, насилие и принуждение в цивилизованных формах не могут исчезнуть в любой формации. Но как их совместить с коммунизмом, отождествляемым с освобождением человечества от материальной зависимости, политического и юридического принуждения? Программа КПСС ясно указывает, что «коммунистическое производство требует высокой организованности, четкости и дисциплины, которые обеспечиваются не путем принуждения…». Но коммунизм без принуждения, как раз и является утопией.

Это отнюдь не праздный вопрос. Без принуждения в смысле правового воздействия не может быть общества «высокой организованности, четкости и дисциплины». Такое общество не может держаться на одних лишь чувствах, пусть даже это будет чувство долга. На одной сознательности тоже, ибо сознательность конкретна и индивидуальна, она не сводима к соблюдению общих правил для многообразного общества. Но многообразие без закона – хаос и произвол, как в обществе, так и в природе.

Откуда вообще возникают законы? Из количественного и качественного многообразия вселенной. Диалектическая триада (закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количества в качество и закон отрицания отрицания), действующая в природе и обществе, порождена материальным своеобразием и многообразием. Для естественных, объективных законов не нужно ни царя, ни бога, ни героя. Уже древние греки понимали, что взаимозависимые и взаимодействующие атомы и крупные объекты материи подвержены самоорганизации по определенным законам.

Материя изначально наделена движением, это не монолит. Вопрос: – что появилось раньше материя или движение? – бессмысленный. В четырех древнегреческих стихиях земля – тверда, вода – текуча, воздух – летуч, огонь – энергичен. Живая природа, до своей эволюции в человека, приобретает способность к самодвижению, даже с зачатками сознания.

В грубом приближении сознание – особая форма движения материи со свойствами самопознания и познания внешнего мира. Оно действует внутри каждой, сугубо индивидуальной, наделенной самоощущением, свободой выбора и воли, физической оболочке человека. Сознание питается и подвергается воздействию физиологической чувственной природы человека и само оказывает воздействие на физиологию и чувства. В материальном смысле мышление – и как последовательный ряд мыслей, и как многообразный процесс – имеет только одно измерение – временное. Сам бог – продукт деятельности человеческого мозга.

Эти рассуждения приводятся не для того, чтобы вступать в философские споры, но для того, чтобы подчеркнуть, что каждая человеческая особь представляет собой своеобразное удвоение всего сложного мира. Вместе с тем эти индивидуальные миры отнюдь не возвышаются над законами развития природы и общества, но следуют им или бунтуют против них в бессильной ярости.

Законы капиталистического общества вытекают из основы его существования, частной собственности на средства производства. Весь пафос либералов и консервативных патриотов этого общества относительно свободы, демократии, морали и нравственности, в конечном счете, исходит из этого источника. Приоритетом является частная инициатива, свободное предпринимательство. На нем зиждется американская, английская и прочие мечты, которые на практике удается осуществить лишь незначительному меньшинству населения за счет лишений большинства.

Главное достоинство социализма не в уравниловке, а в том, что он уравнивает материальный, духовный и культурный интересы, не позволяя первому господствовать над остальными. И это благодаря установлению общественной собственности на средства производства. Но где тот пленительный, конкретный и реальный облик социализма, который противостоит клеветническим измышлениям об обществе бесправия или всеобщей скуки, убивающем личную инициативу, обществе всеобщей бедности, уравниловки, тоталитаризма и пр. и пр., распространяемым буржуазной пропагандой?

Многие из нас, представителей старшего поколения, не ощущали себя жертвами тоталитаризма, но были и те, которые велись на брехню о западном Эльдорадо. Достаточно прослушать «Марш энтузиастов», посмотреть хороший советский фильм, чтобы заразиться духом передового строя, советским патриотизмом. Это ведь не лакировка действительности и голая пропаганда! Пусть нынешние поэты, писатели и кинематографисты попробуют отлакировать постсоветскую действительность. Ничего не получится.

Их унылые клеветнические произведения, якобы разоблачающие «мрачное» советское прошлое, их боевики, мистика или пошлое зубоскальство, на самом деле, призваны лишь прикрыть неприглядную сущность сегодняшнего дня. Потому многие молодые люди, судя по Интернету, отдают предпочтение советскому искусству и культуре. Они нутром чувствуют, где правда, а где фальшь.

Оставаясь островом в мире капиталистической стихии, пусть даже материком новой жизни, социализм раскрывает многие свои преимущества, в том числе преимущество свободы творчества от денежного мешка и содержания. Но бывает свобода хуже принуждения. В условиях советского социализма это несвоевременная свобода распределения, основанная на искусственном удешевлении продуктов производства и игнорировании законов ценообразования.

В СССР при всей его экономической мощи это порождало дефицит. Т.н. «партноменклатура» не догадывалась купировать дефицит производством продовольственных и промышленных суррогатов, как при капитализме. В таком случае можно подумать, что СССР погубила забота государства о здоровье своих граждан и порядочность Советской власти. На самом деле СССР нуждался в НЭПе при сохранении руководящей роли КПСС. В этом нуждается и обновленная Россия.

В «Критике Готской программы» Маркс убедительно доказывает несостоятельность утопических представлений немецких социал-демократов о новом обществе. Однако он не противопоставляет им собственные фантазии, поскольку знает и понимает, что практика – критерий истины. Только реальная победа коммунистической революции и практическое строительство социализма выявит конкретный образ коммунистического общества.

И мы современники в своих представлениях о будущем обществе должны ориентироваться на советский, и, особенно, китайский практический опыт движения к новому обществу. Мы должны понимать, что коммунизм не пряник, не награда, но естественный этап исторического развития. Для России, во всяком случае, первейшей задачей является восстановление власти компартии и Советов.

Говорят, такое восстановление является возвратом в прошлое. И это в стране, где в результате событий августа 1991 года произошел переход от общества будущего к прошлому. Что это, как не типичная реставрация старого строя, пусть немного подновленного. Такая реставрация отнюдь не сняла вопрос о социальном выборе.

Отнюдь не советский период был «историческим зигзагом» в развитии нашей страны. Зигзагом является постсоветское развитие государства, пресмыкательство перед монетаризмом, пресловутым «цивилизованным» Западом, пресмыкательство перед капиталистической олигархией. Только возвращение со скользкого бокового пути на широкую магистраль строительства и защиты справедливого солидарного общества способно спасти страну от дальнейшего распада и гибели.

В тему статьи уважаемого автора книга Георгия Дорофеева «Хрущев: интриги, предательство, власть»